Квир-код, или титановый сплав — Журнальный зал
Каннский фестиваль, не состоявшийся в прошлом году из-за пандемии, в этом собрал рекордно обширную программу и сделал все, чтобы стать событием международной художественной жизни. Международность заметно выросла в цене на фоне ковидных ограничений. Те, у кого нет европейского санитарного паспорта, оказались в непростой ситуации: им пришлось каждые 48 часов сдавать ПЦР-тест, а некоторым (в том числе аккредитованным участникам из России) даже отбывать в каннском отеле десятидневный карантин за свой счет. Для каждого входа в фестивальный Дворец (а это иногда происходит по несколько раз в день) нужно было предъявлять документ о вакцинации или тестировании с QR-кодом; этот код не всегда считывался, что приводило к драматическим непопаданиям на важные просмотры.
Кодирование стало неизбежным спутником современной жизни, в том числе фестивальной. И речь не только о механизмах потребления искусства, но также о смыслах и стилях, которые становятся востребуемыми, когда в них проявляется определенный культурный код.
Даже несмотря на то, что открывший фестиваль сюрреалистический мюзикл Леоса Каракса «Аннетт» снят в Лос-Анджелесе на английском языке, все равно это настоящее cinema d’auteur в лучших французских традициях. Долгожданный фильм был встречен если не всеми на ура, то в любом случае уважительно, а жюри во главе со Спайком Ли наградило эту респектабельную и в то же время экспериментальную работу призом за режиссуру.
Действие происходит в городе изощренно убитой мечты. Генри (Адам Драйвер) — популярный стендап-комик, его жена Энн (Марион Котийяр) — не менее знаменитая оперная певица с французской фамилией. У пары рождается дочь Аннетт, за каждым поворотом их совместной жизни следит кровожадная пресса — и эта публичность в конечном счете убивает любовную идиллию.
Убивает и сама профессия: Генри из вечера в вечер в идиотском халате выходит на сцену перед тупыми зрителями, которых надо непрестанно смешить. А в это время Энн в очередной раз «умирает» на оперной сцене. Котийяр в этих эпизодах снята издали, и вообще, играя довольно условную фигуру, она тактично держится в тени партнера. Зато Драйвер показывает все, на что способен, а это совсем немало. Еще до настоящей кульминации фильма он выдает грандиозную пантомиму, изображая своим гигантским телом, как доводит любимую до смерти щекоткой. Буквально душит смехом; то же самое он регулярно проделывает со своей публикой. И, рискованно повышая градус, доходит до шуток о холокосте, от которых веет реальной смертью, а это оказывается публике совсем не по нраву. В фильме находится место даже шаржу на движение Meetoo; куда денешься от него, раз уж интимные сцены между Драйвером и Котийяр (во время которых они поют речитативы!) пришлось снимать с сексуальным инструктором.
В этом сюжете со всей очевидностью проявился драматизм личной биографии самого Каракса, некогда пережившего болезненный разрыв с его первой музой Жюльет Бинош, а потом потерявшего вторую — Катю Голубеву, которая добровольно, но явно под гнетом обстоятельств ушла из жизни. Насте, дочери Голубевой и Каракса, посвящена картина. Самым неожиданным образом проявляет себя давшая ей название крошка Аннетт: до последнего момента она фигурирует в виде движущейся, как бы живой куклы на шарнирах, что придает и без того безумной конструкции мюзикла еще большую сюрреалистичность.
Каракс на новом витке кинематографа возрождает дух фильмов Кокто и Карне, но также мюзиклов Жака Деми. «Аннетт» — это «Шербурские зонтики» эпохи, когда романтизм, если он еще где-то-то жив, окрасился ядовитыми мизантропическими красками и озвучен пост-авангардными мелодиями группы Sparks, ничуть не похожими на гармоничные пассажи Мишеля Леграна.
Но вот что характерно. Те же «Шербурские зонтики» победили когда-то на Каннском фестивале именно своей экстравагантностью. Тем, что взорвали кинематографический пейзаж — как взорвали его впоследствии «Фотоувеличение» Антониони, «Таксист» Скорсезе или «Криминальное чтиво» Тарантино. «Аннетт» же, с присущим ей холодком вымученного нарциссизма, такого эстетического взрыва все же не произвела, пройдя по разделу благородной усталой классики. Чтобы лидировать в современном контексте, ока оказалась недостаточно «квир».
Если Каракс — режиссерская звезда постмодернистских 1980-х (его стиль тогда величали «новым барокко», а его персонажей — «новыми дикими»), Франсуа Озон и Брюно Дюмон — культурные герои поздних 1990-х. Одна из короткометражек Озона рассказывает об убийстве отца семейства, эта навязчивая гротескная тема присутствует и в его «Крысятнике», и в «8 женщинах». Перейдя из категории молодых радикалов в контингент солидных режиссеров среднего возраста, Озон меняет оптику — с хулиганской и саркастической на примиряющую и снисходительную. Фильм «Все прошло хорошо» воспроизводит финал жизни старика, разбитого инсультом и ставшего обузой не только для близких, но и для самого себя. Его просьба об эвтаназии и технология исполнения этой просьбы дочерьми, готовыми даже вступить в конфликт с законом — сюжет картины, в реальности пережитый известной парижской семьей и ставший основой документальной повести. А внутренний сюжет — притягательность смерти как высшего выражения любви.
Озон уже успел снять почти всех главных звезд Франции, во всяком случае, их женскую половину. В новом фильме, где основной декорацией служит больница, режиссер снова собирает компанию актеров-ветеранов. Андре Дюссолье безошибочно имитирует мимику и конвульсии паралитика, в роли его жены, страдающей болезнью Паркинсона, на несколько минут появляется Шарлотта Рэмплинг, а не менее харизматичная Ханна Шигулла играет Доктора Смерть, помогающую герою уйти из жизни. Да и Софи Марсо (одна из дочерей, в жизни — сценаристка Эмманюэль Бедейм, на нескольких проектах работавшая с Озоном) тоже уже относится к ветеранской гвардии. Фильм элегантно балансирует между меланхолией и шаржем на буржуазно-артистическую элиту, в среде которой разыгрывается действие.
Однако ни бывший насмешник Озон, озаботившийся проблемами стареющего общества, ни Дюмон, представивший едкий памфлет на политическую журналистику под названием «Франция», каннских наград не снискали и ключевыми событиями фестиваля не стали. Хотя во «Франции» режиссер и актриса Леа Сейду не пожалели усилий, чтобы крупным планом показать двусмысленное, лицемерное и самовлюбленное лицо политической журналистики. Сверхпопулярная телерепортерша по имени Франс напрямую задает вопросы Франсуа Макрону, лихо берет интервью у жены маньяка и под камеру сопровождает мигрантов, пересекающих Средиземное море (то, что это наполовину инсценировка, входит в правила игры). Героиня, чья внешность — живое воплощение гламурной Франции, даже ведет репортаж «под пулями» из горячей ближневосточной точки, появляясь в кадре с исламскими боевиками. При этом не забывает выставить себя в выгодном ракурсе и упомянуть в положительном ключе политику Франции.
У Франс есть свой национальный прототип, но он легко находит аналоги в других странах. В России им могла бы стать, предположим, Маргарита Симоньян, если бы вдруг, подобно Франс, обнаружила в себе способность сопереживать и комплексовать. Однако неоднозначный образ, созданный Дюмоном и Сейду, тоже не вызвал больших турбуленций в Каннах. Потому что все в нем, включая смену фирменных нарядов и роскошную парижскую квартиру, где обитает Франс, достаточно предсказуемо: гротеск не слишком отрывается от реальности, а сатира по-настоящему не сплавляется с мелодрамой.Незаконной кометой на каннском небосклоне промелькнула франко-нидерландская «Бенедетта» Пола Верховена, которая выйдет в российский прокат (если не запретят) под безликим названием «Искушение». 83-летний режиссер, уже подытоживший свой мудро-циничный взгляд на «основной инстинкт» в фильме «Она», отбрасывает современный антураж и бросается в низкий жанр nunsploitation, рассматривающий монашек как сексуальный объект. При этом фильм основан на реальных событиях: они разыгрываются в 17-м веке в монастыре в итальянском городе Пеша.
Верховен, вероятно, последний режиссер, не поддавшийся ни соблазнам технологий, ни заповедям политкорректности. Это кино сражает своей бешеной энергией, и, вопреки «низкому жанру», оказывается вписано в высокий контекст антиклерикального кинематографа, помеченного именами Луиса Бунюэля и Ульриха Зайдля. Хлесткий комментарий к сегодняшнему всплеску морального лицемерия и цензурной паранойи.
И все же «Бенедетта» — это кино вчерашнего дня. Сегодняшний и, потенциально, завтрашний представляет «Титан». Фильм, который действительно «взорвал» фестиваль и в итоге стал его триумфатором, завоевав Золотую пальмовую ветвь. Органичный титановый сплав, злой, трансгрессивный боди-хоррор, мутировавший потомок классической страшной сказки. Его сняла Жюли Дюкурно — восходящая звезда французской режиссуры, пять лет назад прошумевшая в Каннах каннибальским триллером «Сырое».
Алексия, героиня новой картины — девочка с травмированной психикой и титановой пластиной в голове, вшитой после аварии — вырастает в девушку с тяжелым взглядом и нравом, с ней лучше не встречаться в темном переулке. Она танцует в ночном клубе, в техно-эротических шоу. Стриптиз и мастурбация на капотах ретро-машин — ее профессиональный конек. Позднее выясняется, что автомобили — не просто фетиш, с ними можно реально совокупляться и даже забеременеть, произведя на свет детеныша-киборга. Когда же на пути героини появляются живые люди, пусть даже поклонники, это кончается для них плохо: Алексии ничего не стоит отправить очередного человечка на тот свет, используя подручные средства — например, спицу для волос.
Далее в жизни чумовой девицы, на которую уже идет полицейская охота, происходит судьбоносная встреча. Начальник пожарной команды десять лет ищет пропавшего сына. Алексия перевязывает скотчем груди и раздувшийся живот, обрезает волосы, ломает нос о раковину вокзального туалета, чтобы стал с горбинкой — и превращается в Адриена. В этом трансгендерно нейтральном существе отчаявшийся отец признает утраченного отпрыска. Алексию/Адриена играет «небинарная» Агат Руссель, печального пожарника — Венсан Линдон, фирменное воплощение маскулинности. Но здесь и она дает сбой: иначе зачем командир пускается в странные танцы с молодыми пожарниками? Рисуя мрачный мир пост-гендера и техно-триумфа, «Титан» тем не менее оставляет место для пост-гуманизма. И если в первой половине картины машина-киборг заменяет, перечеркивает человека, во второй сама эта машина очеловечивается, а отношения отца с сыном или дочерью окрашиваются, хоть и не лишенными иронии, но все же сентиментальными тонами.
«Титан» — не столько фильм-открытие, сколько фильм-губка, впитавший наиболее радикальные тренды последних десятилетий. Четверть века назад в Каннах произвела фурор «Автокатастрофа» Дэвида Кроненберга: в ней была обыграна сексуальность разбивающихся вдребезги элегантных автомобилей, а покалеченные герои испытывали при этом мощный оргазм. «Титан» — то ли сын, то ли дочь «Автокатастрофы», но это порождение уже новой эпохи мутирующего гендера, кибер-феминизма и квир-феминизма, когда понятия «нормы» и «отклонений» от нее оказались окончательно похерены.
Это также пощечина «папиному» французскому кино хорошего тона и вкуса, в том числе авторскому. К нему, да-да, приписаны теперь и недавние возмутители спокойствия — и Леос Каракс, и Брюно Дюмон, и Франсуа Озон. Даром что первые двое были одними из пионеров арт-порно, а третий — певцом бисексуальности. Их художественный опыт уже принадлежит прошлому, а сегодня скорее оказывается востребовано «мамино кино» — экстремальные ленты Клер Дени и Катрин Брейя, а также Гаспара Ноэ, существующего особняком во французской киносемье.
Если все перечисленные имена в прошлом провоцировали хотя бы локальные скандалы, победа «Титана» практически не вызвала протестов, а слухи о падавших в обморок на этом фильме распускали только замшелые ретрограды. Титановый сплав оказался прочным, а квир-код, которым помечена картина Дюкурно, безошибочно считан фестивальным истеблишментом.
© Текст: Андрей Плахов
Квир-код, или титановый сплав — Вестник Европы
Автор: Плахов АндрейТемы: Культура
12.09.2021
Каннский фестиваль, не состоявшийся в прошлом году из-за пандемии, в этом собрал рекордно обширную программу и сделал все, чтобы стать событием международной художественной жизни. Международность заметно выросла в цене на фоне ковидных ограничений. Те, у кого нет европейского санитарного паспорта, оказались в непростой ситуации: им пришлось каждые 48 часов сдавать ПЦР-тест, а некоторым (в том числе аккредитованным участникам из России) даже отбывать в каннском отеле десятидневный карантин за свой счет. Для каждого входа в фестивальный Дворец (а это иногда происходит по несколько раз в день) нужно было предъявлять документ о вакцинации или тестировании с QR-кодом; этот код не всегда считывался, что приводило к драматическим непопаданиям на важные просмотры.
Кодирование стало неизбежным спутником современной жизни, в том числе фестивальной. И речь не только о механизмах потребления искусства, но также о смыслах и стилях, которые становятся востребуемыми, когда в них проявляется определенный культурный код. По созвучию с кьюар-кодом я назвал его квир-кодом, имея в виду не только современное значение этого слова (отличающаяся от стандартной сексуальность), но и изначальное («странный», «необычный»). Именно квир-код в одном, а иногда в обоих значениях, позволяет затмить соперников и занять позицию лидера конкурса. В своих наблюдениях буду опираться исключительно на французские фильмы каннской программы, которые отхватили наиболее престижные награды и могут считаться квинтэссенцией «европейскости».
Даже несмотря на то, что открывший фестиваль сюрреалистический мюзикл Леоса Каракса «Аннетт» снят в Лос-Анджелесе на английском языке, все равно это настоящее cinema d’auteur в лучших французских традициях. Долгожданный фильм был встречен если не всеми на ура, то в любом случае уважительно, а жюри во главе со Спайком Ли наградило эту респектабельную и в то же время экспериментальную работу призом за режиссуру.
Действие происходит в городе изощренно убитой мечты. Генри (Адам Драйвер) — популярный стендап-комик, его жена Энн (Марион Котийяр) — не менее знаменитая оперная певица с французской фамилией. У пары рождается дочь Аннетт, за каждым поворотом их совместной жизни следит кровожадная пресса — и эта публичность в конечном счете убивает любовную идиллию.
Убивает и сама профессия: Генри из вечера в вечер в идиотском халате выходит на сцену перед тупыми зрителями, которых надо непрестанно смешить. А в это время Энн в очередной раз «умирает» на оперной сцене. Котийяр в этих эпизодах снята издали, и вообще, играя довольно условную фигуру, она тактично держится в тени партнера. Зато Драйвер показывает все, на что способен, а это совсем немало. Еще до настоящей кульминации фильма он выдает грандиозную пантомиму, изображая своим гигантским телом, как доводит любимую до смерти щекоткой. Буквально душит смехом; то же самое он регулярно проделывает со своей публикой. И, рискованно повышая градус, доходит до шуток о холокосте, от которых веет реальной смертью, а это оказывается публике совсем не по нраву. В фильме находится место даже шаржу на движение Meetoo; куда денешься от него, раз уж интимные сцены между Драйвером и Котийяр (во время которых они поют речитативы!) пришлось снимать с сексуальным инструктором.
В этом сюжете со всей очевидностью проявился драматизм личной биографии самого Каракса, некогда пережившего болезненный разрыв с его первой музой Жюльет Бинош, а потом потерявшего вторую — Катю Голубеву, которая добровольно, но явно под гнетом обстоятельств ушла из жизни. Насте, дочери Голубевой и Каракса, посвящена картина. Самым неожиданным образом проявляет себя давшая ей название крошка Аннетт: до последнего момента она фигурирует в виде движущейся, как бы живой куклы на шарнирах, что придает и без того безумной конструкции мюзикла еще большую сюрреалистичность.
Каракс на новом витке кинематографа возрождает дух фильмов Кокто и Карне, но также мюзиклов Жака Деми. «Аннетт» — это «Шербурские зонтики» эпохи, когда романтизм, если он еще где-то-то жив, окрасился ядовитыми мизантропическими красками и озвучен пост-авангардными мелодиями группы Sparks, ничуть не похожими на гармоничные пассажи Мишеля Леграна.
Но вот что характерно. Те же «Шербурские зонтики» победили когда-то на Каннском фестивале именно своей экстравагантностью. Тем, что взорвали кинематографический пейзаж — как взорвали его впоследствии «Фотоувеличение» Антониони, «Таксист» Скорсезе или «Криминальное чтиво» Тарантино. «Аннетт» же, с присущим ей холодком вымученного нарциссизма, такого эстетического взрыва все же не произвела, пройдя по разделу благородной усталой классики. Чтобы лидировать в современном контексте, ока оказалась недостаточно «квир».
Если Каракс — режиссерская звезда постмодернистских 1980-х (его стиль тогда величали «новым барокко», а его персонажей — «новыми дикими»), Франсуа Озон и Брюно Дюмон — культурные герои поздних 1990-х. Одна из короткометражек Озона рассказывает об убийстве отца семейства, эта навязчивая гротескная тема присутствует и в его «Крысятнике», и в «8 женщинах». Перейдя из категории молодых радикалов в контингент солидных режиссеров среднего возраста, Озон меняет оптику — с хулиганской и саркастической на примиряющую и снисходительную. Фильм «Все прошло хорошо» воспроизводит финал жизни старика, разбитого инсультом и ставшего обузой не только для близких, но и для самого себя. Его просьба об эвтаназии и технология исполнения этой просьбы дочерьми, готовыми даже вступить в конфликт с законом — сюжет картины, в реальности пережитый известной парижской семьей и ставший основой документальной повести. А внутренний сюжет — притягательность смерти как высшего выражения любви.
Озон уже успел снять почти всех главных звезд Франции, во всяком случае, их женскую половину. В новом фильме, где основной декорацией служит больница, режиссер снова собирает компанию актеров-ветеранов. Андре Дюссолье безошибочно имитирует мимику и конвульсии паралитика, в роли его жены, страдающей болезнью Паркинсона, на несколько минут появляется Шарлотта Рэмплинг, а не менее харизматичная Ханна Шигулла играет Доктора Смерть, помогающую герою уйти из жизни. Да и Софи Марсо (одна из дочерей, в жизни — сценаристка Эмманюэль Бедейм, на нескольких проектах работавшая с Озоном) тоже уже относится к ветеранской гвардии. Фильм элегантно балансирует между меланхолией и шаржем на буржуазно-артистическую элиту, в среде которой разыгрывается действие. Здесь давно решили все проблемы, кроме одной — как максимально безболезненно покинуть этот грешный мир.
Однако ни бывший насмешник Озон, озаботившийся проблемами стареющего общества, ни Дюмон, представивший едкий памфлет на политическую журналистику под названием «Франция», каннских наград не снискали и ключевыми событиями фестиваля не стали. Хотя во «Франции» режиссер и актриса Леа Сейду не пожалели усилий, чтобы крупным планом показать двусмысленное, лицемерное и самовлюбленное лицо политической журналистики. Сверхпопулярная телерепортерша по имени Франс напрямую задает вопросы Франсуа Макрону, лихо берет интервью у жены маньяка и под камеру сопровождает мигрантов, пересекающих Средиземное море (то, что это наполовину инсценировка, входит в правила игры). Героиня, чья внешность — живое воплощение гламурной Франции, даже ведет репортаж «под пулями» из горячей ближневосточной точки, появляясь в кадре с исламскими боевиками. При этом не забывает выставить себя в выгодном ракурсе и упомянуть в положительном ключе политику Франции. У Франс есть свой национальный прототип, но он легко находит аналоги в других странах. В России им могла бы стать, предположим, Маргарита Симоньян, если бы вдруг, подобно Франс, обнаружила в себе способность сопереживать и комплексовать. Однако неоднозначный образ, созданный Дюмоном и Сейду, тоже не вызвал больших турбуленций в Каннах. Потому что все в нем, включая смену фирменных нарядов и роскошную парижскую квартиру, где обитает Франс, достаточно предсказуемо: гротеск не слишком отрывается от реальности, а сатира по-настоящему не сплавляется с мелодрамой.
Незаконной кометой на каннском небосклоне промелькнула франко-нидерландская «Бенедетта» Пола Верховена, которая выйдет в российский прокат (если не запретят) под безликим названием «Искушение». 83-летний режиссер, уже подытоживший свой мудро-циничный взгляд на «основной инстинкт» в фильме «Она», отбрасывает современный антураж и бросается в низкий жанр nunsploitation, рассматривающий монашек как сексуальный объект. При этом фильм основан на реальных событиях: они разыгрываются в 17-м веке в монастыре в итальянском городе Пеша. Главная героиня Бенедетта (мощная роль бельгийки Виржини Эфира) одержима страстью к Христу, превышающей все католические стандарты и реализуемой в снах — в то время как в реальности она дарит свои ласки молодой послушнице. Это не мешает Бенедетте получить статус святой и стать мессией для монастырской паствы. На экране — триумф женской обнаженки, инквизиторские пытки, адские интриги с участием греховного нунция (Ламберт Вильсон) и старшей монашки (большая эффектная роль Шарлотты Рэмплинг), наконец, наступление на Тоскану бубонной чумы, вызывающее вполне современные аллюзии. Провокативно актуально звучит и тема обожествления феминности. В общем, в фильме есть на что посмотреть, особенно учитывая, что и секс, и массовые костюмные сцены со статистами и лошадьми сняты без злоупотребления компьютерной техникой, по-настоящему.
Верховен, вероятно, последний режиссер, не поддавшийся ни соблазнам технологий, ни заповедям политкорректности. Это кино сражает своей бешеной энергией, и, вопреки «низкому жанру», оказывается вписано в высокий контекст антиклерикального кинематографа, помеченного именами Луиса Бунюэля и Ульриха Зайдля. Хлесткий комментарий к сегодняшнему всплеску морального лицемерия и цензурной паранойи.
И все же «Бенедетта» — это кино вчерашнего дня. Сегодняшний и, потенциально, завтрашний представляет «Титан». Фильм, который действительно «взорвал» фестиваль и в итоге стал его триумфатором, завоевав Золотую пальмовую ветвь. Органичный титановый сплав, злой, трансгрессивный боди-хоррор, мутировавший потомок классической страшной сказки. Его сняла Жюли Дюкурно — восходящая звезда французской режиссуры, пять лет назад прошумевшая в Каннах каннибальским триллером «Сырое».
Алексия, героиня новой картины — девочка с травмированной психикой и титановой пластиной в голове, вшитой после аварии — вырастает в девушку с тяжелым взглядом и нравом, с ней лучше не встречаться в темном переулке. Она танцует в ночном клубе, в техно-эротических шоу. Стриптиз и мастурбация на капотах ретро-машин — ее профессиональный конек. Позднее выясняется, что автомобили — не просто фетиш, с ними можно реально совокупляться и даже забеременеть, произведя на свет детеныша-киборга. Когда же на пути героини появляются живые люди, пусть даже поклонники, это кончается для них плохо: Алексии ничего не стоит отправить очередного человечка на тот свет, используя подручные средства — например, спицу для волос.
Далее в жизни чумовой девицы, на которую уже идет полицейская охота, происходит судьбоносная встреча. Начальник пожарной команды десять лет ищет пропавшего сына. Алексия перевязывает скотчем груди и раздувшийся живот, обрезает волосы, ломает нос о раковину вокзального туалета, чтобы стал с горбинкой — и превращается в Адриена. В этом трансгендерно нейтральном существе отчаявшийся отец признает утраченного отпрыска. Алексию/Адриена играет «небинарная» Агат Руссель, печального пожарника — Венсан Линдон, фирменное воплощение маскулинности. Но здесь и она дает сбой: иначе зачем командир пускается в странные танцы с молодыми пожарниками? Рисуя мрачный мир пост-гендера и техно-триумфа, «Титан» тем не менее оставляет место для пост-гуманизма. И если в первой половине картины машина-киборг заменяет, перечеркивает человека, во второй сама эта машина очеловечивается, а отношения отца с сыном или дочерью окрашиваются, хоть и не лишенными иронии, но все же сентиментальными тонами.
«Титан» — не столько фильм-открытие, сколько фильм-губка, впитавший наиболее радикальные тренды последних десятилетий. Четверть века назад в Каннах произвела фурор «Автокатастрофа» Дэвида Кроненберга: в ней была обыграна сексуальность разбивающихся вдребезги элегантных автомобилей, а покалеченные герои испытывали при этом мощный оргазм. «Титан» — то ли сын, то ли дочь «Автокатастрофы», но это порождение уже новой эпохи мутирующего гендера, кибер-феминизма и квир-феминизма, когда понятия «нормы» и «отклонений» от нее оказались окончательно похерены.
Это также пощечина «папиному» французскому кино хорошего тона и вкуса, в том числе авторскому. К нему, да-да, приписаны теперь и недавние возмутители спокойствия — и Леос Каракс, и Брюно Дюмон, и Франсуа Озон. Даром что первые двое были одними из пионеров арт-порно, а третий — певцом бисексуальности. Их художественный опыт уже принадлежит прошлому, а сегодня скорее оказывается востребовано «мамино кино» — экстремальные ленты Клер Дени и Катрин Брейя, а также Гаспара Ноэ, существующего особняком во французской киносемье.
Если все перечисленные имена в прошлом провоцировали хотя бы локальные скандалы, победа «Титана» практически не вызвала протестов, а слухи о падавших в обморок на этом фильме распускали только замшелые ретрограды. Титановый сплав оказался прочным, а квир-код, которым помечена картина Дюкурно, безошибочно считан фестивальным истеблишментом. ¶
Да Ваш любимый злодей — гей
Можно подумать, Дисней устал делать своих злодеев геями — новость: это не так. К сожалению, Дисней не единственный. Квир-кодирование встречается во всей индустрии развлечений, когда персонажи демонстрируют стереотипные обозначения геев, которые подтекстом сообщают аудитории, что персонаж квир, без явного указания их сексуальной ориентации. Это явление проявляется в нескольких жанрах, увековечивая стереотипы, в том числе «Убийца-трансвестит» и печально известный «Гей-злодей». Как только вы осознаете эти образы, вы увидите их повсюду, от вашего любимого диснеевского оригинала до ужасающего психологического триллера. Не поймите меня неправильно, я ценю такие анимации, как The Powerp uff Girls (1998) столько же, сколько и все остальные. Тем не менее, это не меняет представления антагониста и буквального демона, персонажа по имени HIM, одетого в розовую пачку и черные туфли на высоких каблуках. Если это не явная демонстрация демонизации квирности и ее приравнивания к подлости, то я не уверен, что это.
ПроисхождениеТермин «квир-кодирование» возник в романе Вито Руссо « Целлулоидный шкаф, 9».0004, который до сих пор изображал квир в кино. Затем квир-кодирование пережило возрождение с учреждением «Кодекса Хэя» или «Кодекса кинопроизводства», введенного в середине 1930-х годов как разновидность самоцензуры. Хотя соблюдение правил не было обязательным, это было необходимо для получения финансирования, похвалы и уважения в индустрии развлечений. Несколько пунктов Кодекса Хэя включали запрет на «половые извращения» и сохранение «морально приемлемых» действий и последствий. Хотя это не было прямо заявлено (мы уже чувствуем закономерность?), это осуждение было направлено против квирности.
В связи с этим режиссерам и сценаристам пришлось искать тонкие способы намекнуть на странность, не подтверждая ее. Эта ловкость рук привела к использованию стереотипных квир-персонажей. Первоначально художники вернули себе право включать кого угодно, независимо от их сексуальной ориентации. Однако из-за использования клише черт характера квир-кодирование создавало пустые оболочки персонажей, извергающих усталые остроты и клише интересов, а не полностью функционирующих персонажей. От женоподобного дядюшки до сексуально любопытной роковой женщины, Голливуд научился новым способам наживаться на квир-персонажах, не нанося ущерба их блестящей репутации и заоблачным пьедесталам, которые не может разрушить ни один кирпич.
Квир-кодирование мужских персонажей Квир-кодирование мужских персонажей часто гордится своей внешностью, обладает хорошим вкусом, обладает склонностью к драматизму и, как правило, последним человеком, которого вы бы выбрали для помощи в бою . Эти черты являются вопиющим подрывом современной мужественности и поэтому мгновенно приравниваются к мужчинам-геям. Этот стереотип относится к «Сисси». Этот троп, конечно же, основан на том факте, что прежние и современные лица, принимающие решения, не верят в мир, в котором мужчины могут быть одновременно и мужественными, и квирными.
Это предвзятое изображение формирует поляризацию персонажей на телевидении и в кино на основе банальных характеристик. Примеры этого женственного и гипермужественного образа можно увидеть у Муфасы и Шрама в «Король Лев» (1994) и Аида и Геркулеса в Геркулес (1997). В обоих фильмах жадные до власти квир-злодеи противостоят гипер-мужским Королям или Полубогам, но людям по-прежнему нравились эти фильмы в кинотеатрах или на телевизорах, так как они могли попросить специалистов по установке телевизоров настроить все для просмотра фильма.
«Сисси» тесно связана с современным образцом «Лучшего друга-гея». Этот стандартный персонаж — надежный, яркий мужчина, которым легко манипулировать, прикрепленный к бедру более привлекательной главной героини. Культовая классика повсеместно использует этих персонажей в таких фильмах, как « Бестолковые» (1995), «» и « Дрянные девчонки» (2004), «Дьявол носит Прада» (2006), «Несгибаемая Кимми Шмидт» (2015), «Эмили в Париже» (2020), «» и многих других. Когда я росла в начале 2000-х, я считала, что появление лучшего друга-гея стало важной вехой на пути взросления девочки-подростка. Позже я понял, что даже идея «иметь» GBF была в лучшем случае бесчеловечной и, по крайней мере, корыстной.
Тропа «Второй в команде» — это когда гипер-мужественного лидера сопровождает более слабый, дородный и, несомненно, более веселый напарник. Этот квир-приятель ловит каждое слово главного героя, чтобы зрители могли сделать то же самое. Самый известный пример — Ле Фу из «Красавицы и чудовища» (1991 и 2017). В обеих версиях фильма Ле Фу боготворит землю под изображением токсичной мужественности и гетеронормативного общества, то есть Гастона.
Женские персонажи с квир-кодом часто отвергают признаки классической женственности и создают стоическую мальчишескую фольгу для эмоциональной и девчачьей главной героини. Эти персонажи предпочитают фланель платьям и всегда требуют косметического монтажа, чтобы считаться привлекательными. Тай из Clueless (1995), является примером странного закодированного персонажа, который катается на скейтбордах, владеет только фланелью и называет Шер и Дион своими единственными «натуральными друзьями». На протяжении всего фильма Тай перевоплощается из гадкого утенка в прекрасного, теперь уже условно привлекательного и потому достойного лебедя.
Квир-кодированные женские персонажи также часто противопоставляются стереотипным женским главным героям. Это противопоставление похоже на дихотомию гипермужского и женоподобного в мужских отношениях. В женских отношениях «мужские» характеристики и энергия навязываются злодею, будь то Шиго из Ким Пять-с-плюсом (2002) или Урсула из Русалочка (1989), , созданная по образцу Драг Королевы, Дивайн. Эти персонажи демонстрируют демонизацию квир-женщины и ассоциацию подозрительности, нечестности и подлости с женщинами или чертами, проявляемыми членами квир-сообщества.
Распознавание шаблона внутри злодеев значительно упрощает выявление «плохого парня» в любом конкретном фрагменте медиа. Первая подсказка — если персонаж воплощает в себе «определенное неопределенное качество или ауру веселья». Это случайное чувство, которое вы испытываете, когда персонаж смотрит на кого-то одного пола слишком долго или олицетворяет несколько стереотипных квир-черт. Это странное кодирование приравнивает квир к подлости и устанавливает связь между отклонениями от гендерных норм и злобой. Анимационные фавориты включают Джафара из Аладдин (1992) , Капитан Крюк из Питер Пэн (1953) , Губернатор Рэтклифф из Покахонтас (1995) и Урсула из Русалочка (1989) . Перечисленные мужчины обладают женскими качествами внешнего вида, предпочтением оборок и неспособностью править, независимо от логических преимуществ, которые они имели бы перед своими более молодыми, меньшими и обездоленными конкурентами.
Злодеи в фильмах, особенно в фильмах ужасов, также исторически были закодированы квиром, чтобы приравнять квир к беззаконию. Миссис Дэнвер из 9 Хичкока0003 Ребекка (1940) и Рауль Сильва из Кэмпбелла Казино «Рояль» (2006) являются яркими примерами реализации злодеев, которые упиваются сексуальным запугиванием с нетрадиционной повесткой дня. Другие фильмы ужасов, в том числе « Психо» (1960), «Одетые, чтобы убивать» (1980) и «Молчание ягнят» (1991), , способствуют увековечиванию вредных странных образов с использованием образа серийного убийцы, переодевающегося в другую одежду. Фильмы ужасов демонстрируют страхи общества, а реализация убийц-переодеваний иллюстрирует страх гетеронормативного общества перед отклонением от гендерных норм и статус-кво.
Другим пагубным тропом является повторение явления, получившего название «Похороните своих геев». Это изображение членов ЛГБТК неоднократно заканчивается смертью указанных персонажей, независимо от того, были ли они охотниками или жертвами, о которых идет речь. Это восходит к Кодексу Хэя, который поощрял наказание квир-кодированных персонажей, чтобы проиллюстрировать последствия квирности. В научном журнале Хейли Хулан она утверждает, что этот паттерн раньше назывался «Синдром мертвой лесбиянки из-за непропорционально большого количества женских персонажей, которые становятся жертвами этого тропа». Этот шаблон также служил для креативщиков способом создавать квир-персонажей, не рискуя социальной негативной реакцией и не нанося вреда своей карьере.
Queering the ScreenЭта инфографика расскажет вам все, что вы когда-либо хотели знать о Bury Your Gays: https://t.co/eV0I1q4Ivl pic.twitter.com/Lu69TG3UXw
— Autostraddle (@autostraddle) 25 марта 2016 г.
Поскольку квир-персонажи так долго были лишены репрезентации, квир-аудитория прославляет этих персонажей и формирует культовые поклонники для своих девушек, геев и они. Тем не менее, медиа-корпорации извлекли из этого выгоду, внедряя персонажей, которые могли быть странными, и затягивая расплывчатые сюжетные линии, которым не видно конца. Это заставляет квир-аудиторию возвращаться, чтобы поддержать своих скрытых фаворитов, не предлагая при этом явного сексуального положения или счастливого конца. Эти персонажи обычно никогда не озвучивают свою позицию по поводу своей сексуальности, в то время как продюсеры оттесняют гей-аудиторию на второй план и пользуются их непоколебимой поддержкой. Это известно как квирбейтинг. Согласно Youtube-каналу The Take, квирбейтинг определяется как «подразумевающий гомосексуальность персонажей или намек на будущий квир-роман в попытке привлечь квир-аудиторию без предоставления чего-либо достаточно явного, чтобы оттолкнуть гомофобную аудиторию». Это приводит к тому, что сети извлекают выгоду из недостаточно представленных, обманывая свою аудиторию, заставляя ее поддерживать компании, которые заботятся о квир-сообществе только тогда, когда они получают от него прибыль.
@rainbowhistoryclassВнимание, педики, в этот #PrideMonth следите за наживкой 🎣 #queerbaiting #ForYourPride #lgbtq #gaytiktok #learnontiktok #filmtiktok
♬ оригинальный звук – 🌈 Класс истории радуги 🌈
При этом не все немаркированные квир-персонажи по своей сути вредны, поскольку некоторые из них служат положительным представлением и рассказами о том, как принять свои отличия и укрепить уверенность в себе. Профессор государственного университета Сан-Диего Анхель Даниэль Матос заявил, что «королева Эльза воспринимается некоторыми зрителями как квир или гей-персонаж не только потому, что в фильме она не вступает в романтические отношения, но и потому, что ее вынуждают ее родители, чтобы подавить и скрыть силы, с которыми она родилась. Кроме того, тот факт, что родители Эльзы рассматривают подавление и изоляцию как решения, еще больше подчеркивает представления о печально известном странном туалете». Эти противоречивые нарративы служат аргументами как за, так и против квир-кодирования. Квир-кодирование вызывает споры даже в ЛГБТК-пространствах, поскольку члены сообщества признают, что они увековечивают вредные стереотипы, признавая при этом, что многие квир-дети впервые взаимодействовали с репрезентацией именно с этими закодированными персонажами. Упомянутые персонажи могли бы даже помочь в подтверждении квирности ребенка, если бы они могли относиться к персонажам или желали быть связанными с ними.
Прежнее представление гомосексуальности в средствах массовой информации дало нам убийц, гробы, подражателей и множество разочарований. Однако не все репрезентации негативны, и поскольку сети и потоковые сервисы поддерживают самых разных авторов, с каждым днем репрезентация становится все более достоверной. Прорывные шоу, в том числе The L Word (2009), Queer as Folk (2000) и Will and Grace (1998) , предоставили множество точек зрения и персонажей, которые отличаются от односторонних стандартных персонажей из прошлого. Они также восполнили пробел в текущих работах, которые прославляют квир и активно работают над тем, чтобы дать голос нескольким недостаточно представленным сообществам в рамках ЛГБТК. Текущие выдающиеся шоу, которые поднимают эти голоса, включают Половое воспитание (2019), Поза (2018), Оранжевый — хит сезона (2013), Анатомия страсти (2005), Бруклин 99 (2013), и многие другие. Несколько персонажей в каждом из этих шоу точно изображают квир, подчеркивая важность интерсекциональности. Пример этого можно увидеть в Эрике Эффионге из Sex Education, , поскольку его личность живет на пересечении его гомосексуальности, африканского наследия и сильных религиозных связей. Еще одним классическим примером интерсекциональной репрезентации является персонаж София Берсет, поскольку она является афроамериканской транс-женщиной, которую играет Лаверн Кокс в фильме «Оранжевый — хит сезона».
TakeawaysКвир-кодирование — это подтекстовое квир-изображение персонажей на телевидении и в кино, личность которых не подтверждена явно. Это явление зародилось как способ включения квир-персонажей в кино и на телевидение после «Кода Хэя» и трансформировалось в продвижение исключающих и стереотипных изображений ЛГБТ-персонажей. Кроме того, сети и компании стремятся извлечь выгоду из поддерживающего квир-сообщества, интегрируя квир-приманок персонажей и сюжетные линии, чтобы привлечь внимание, просмотры и, следовательно, больше знаков доллара в их сторону. Способ борьбы с квир-кодированием заключается в распределении квир-голосов в СМИ. Надлежащее представительство на исполнительном уровне приведет к более странным историям, персонажам и сюжетным линиям, поскольку диверсификация продолжается во всей отрасли. Хотя квир-изображение было скрыто реализовано, времена изменились, и теперь персонажи могут представлять себя так, как они хотят, независимо от того, что о них может думать общество или фанатичная аудитория. Однако с внедрением квир-персонажей и сомневающихся персонажей существует вероятность того, что угнетатели смогут извлечь выгоду из поддержки квир-сообщества, заманивая квир-приманкой и получая прибыль за счет своих искаженных персонажей и эксплуатируемой аудитории. Решение борьбы со стереотипным и регрессивным изображением квирности на экране заключается в аутентичном представлении и привлечении разнообразного поколения лиц, принимающих решения. Сообщества по всем направлениям боролись за надлежащее представительство, поскольку есть множество голосов, которые не получили должного внимания, которого они заслуживают. По мере того, как индустрия развлечений берет на себя ответственность за отсутствие разнообразия, представительство увеличивается и будет продолжать расти. В конце концов, стеклянные потолки и институциональные барьеры предназначены для того, чтобы их сломать, это действительно лишь вопрос времени.
Странный код
Queer Code — это студия дизайна и исследований, которая проектирует, разрабатывает и исследует новые модели кода и кодирования, опираясь на квир- и трансгендерный опыт. Мы исследуем вычисления на пересечении критической теории, виртуальной реальности, сложности, компьютерного образования и интерактивного искусства. Наша работа включает в себя разработку интерактивных и иммерсивных компьютерных симуляций, которые объединяют повествование с программированием, вычислениями и цифровым искусством.
Чем мы занимаемся
Нажимая «Отправить», вы соглашаетесь передать свой адрес электронной почты владельцу сайта и Mailchimp для получения маркетинговых, обновленных и других электронных писем от владельца сайта. Используйте ссылку для отказа от подписки в этих электронных письмах, чтобы отказаться в любое время.
Обработка…
Успех! Вы в списке.
Упс! Произошла ошибка, и мы не смогли обработать вашу подписку. Пожалуйста, обновите страницу и попробуйте еще раз.
Новые миры и новые возможности.
Квир-кодирование может иметь несколько значений, и мы изучаем их в ходе нашей дизайнерской и исследовательской работы на теоретическом, практическом и эстетическом уровнях.
Квир-кодирование исторически относилось к подтекстовому представлению квир-характеристики и квир-символизма в медиа. Иногда его используют в негативном смысле, чтобы представить злодеев как гомосексуалистов (и гомосексуалистов как злодеев), но также его использовали для тайного представления гомосексуализма, чтобы найти квир-сообщество и представление, когда квир-публичность подавляется.
Квир-кодирование для нас — это взаимодействие с этими социальными и историческими смыслами, а также современными проблемами при разработке с использованием технологий, чтобы вывести на первый план разговоры о справедливости и равноправии, а также о квир- и трансгендерном опыте.
Игривый, воплощенный дизайн
В основе нашей работы по дизайну лежит взаимодействие с критической теорией, справедливость и равноправие, основанное на обучении через игру. Подробнее о том, как их можно комбинировать, читайте в нашей статье Queering Virtual Reality: A Prolegomenon.
Мы стремимся привлечь внимание к историям стирания, исключения и насилия в отношении квир- и трансгендерных людей, как с помощью тюремных технологий, так и с помощью алгоритмов, а также как часть компьютерной профессии.
Мы стремимся определить, как системы господства и освобождения возникают через отношения между объектами, людьми и их окружением, и как эти системы власти умножаются, когда люди находятся на нескольких осях угнетения (таких как пол, сексуальность, раса, и инвалидность).
Для получения дополнительной информации прочитайте «Критический обзор и новые направления для квиринга и компьютерного образования». студент выпускной программы Creative Technology and Design в CU Boulder с просьбой дать интервью для своего класса творческого кодирования. Довер задал много интересных вопросов, и мы подумали, что поделимся разговором публично. Включает ссылки на ресурсы для начинающих и начинающих разработчиков виртуальной реальности LGBTQ+.
как прекрасный день для дебюта нашей новой выставки Flocking Bow Valley на большом экране в Канморе, штат Альберта, на Канморском фестивале искусства и творчества ArtsPlace и в рамках первого Canmore Pride. 🏳️🌈🏳️⚧️
Gazette des Femmes только что опубликовала статью о виртуальной реальности на службе равенства, и в ней есть Queer Code! Написанная Андре-Мари Дюссо, статья La réalité virginelle au service de l’égalité / Виртуальная реальность на службе равенства. Продолжить чтение «Квир-код в новостях: Gazette des Femmes — виртуальная реальность на службе равенства»
Счастливого месяца гордости! Для нас здесь, в Queer Code Collective, Pride — это торжество нашей истории и культуры, а также непрекращающаяся борьба общественного движения за равенство и справедливость. Если вы находитесь где-то в мире, где вы празднуете прайд, продолжайте читать «Приглашенный доклад на iLRN — Designing Queer Technologies»